Мы в редакции волновались: придут ли люди, захотят ли откликнуться.
Но уже к полудню первого дня у входа образовалась очередь.

Я лично помню Юрия Никулина, который выступал. Это был фантастический совершенно рассказ. Он, очень стесняясь, вышел и сказал, что клоун…«Я же клоун, что клоун может сделать в такой ситуации, которая сейчас..». И рассказал историю: «Я вам расскажу историю, как юмор помогает выжить. Из войны моей». И рассказал историю, которая просто потрясающая, она засела с тех пор у меня в голове, я ее часто даже вспоминаю и кому-то рассказываю. Он был в группе разведчиков, у которых было задание что-то разведать, но тихо. И они идут по дороге какой-то лесной, а навстречу идет группа немцев таких же, очевидно, потому что они с автоматами, но стрельбы не открывают. И те, и другие, очевидно, получив одинаковое задание тишины, прыгают по разные стороны дороги – одни в лево, другие в право, и затаиваются, и не знают, что делать. Но один немец случайно прыгнул в нашу сторону. И наши, так как все надо сделать тихо, они подползли к нему, а он молчит. Взяли его за ноги, за руки, раскачали и перебросили на другую сторону. Но пока он летел, он, пардон, пукнул в полете, и всех охватил такой хохот: и там, и здесь. И все расползлись в березняк, не сделав ни одного выстрела и никого не убив, вот так вот. Это было настолько к месту и настолько страшно, и невероятно насколько клоун может….ну, клоун какой-то потрясающий, клоун гуманист.

Мы все эти балконы завесили… Распечатали огромные фотографии Большого театра, там какой-то юбилей Сталина был. Все эти люди на фотографиях, они встали, кричали, и зал полный, он ликует. И вот мы по бортикам МЭЛЗа, по бортикам балконов повесили такие ленты огромные – ликование прежнего народа.

Там было огромное фойе. В этом фойе мы придумали сделать такую Стену памяти. Такая огромная закругленная стена, поделенная на ячейки. И в каждую ячейку можно было прикалывать, прикнопливать, прикреплять документы человека сгинувшего. Такая большая стена памяти жертв сталинских. Сейчас это звучит немножечко аляповато, но это была первая, вообще первая акция на эту тему, поэтому всё это звучало достаточно, так сказать, рискованно, морозом по коже.

Я помню, когда я пришел и увидел эту обклеенную комнату, не только Стену нашу, но и вообще комнаты, около меня женщина упала в обморок.

Самое интересное, конечно же, было бы сделать дырку с другой стороны этой Стены и смотреть на лица, потому что это было зрелище невероятное. Когда люди глазами искали знакомых, близких, когда прочесывали эту стену памяти, это было настолько мощно! Это было самое… мороз по коже был, действительно, потому что это было какое-то сердце всего. И там уже начинали вспоминать, рассказывали какие-то свои истории, что им рассказывали родители. И это всё действительно было какой-то такой коммуникацией в то время, когда не было Интернета.

При входе стояла карта, сделанная как бы из кирпича. Такая бутафория, как будто из кирпича выложенная карта Советского Союза. И на этой карте отмечены лагеря, – «Мемориал» достал тогда в КГБ адреса этих лагерей. В течение недели люди отмечали еще десятки лагерей, которые не попали в официальный список – карандашом, гвоздем, чем-то… она была вся исписана.
Эта настоящая карта лагерей – в два, в три раза больше, чем официальный список.

Это было самое, на мой взгляд, антитоталитарное событие в нашей истории вплоть до сегодняшнего дня, потому что такая была концентрация известных всей стране людей, идей и новых смыслов.